Журнал для тех, кто умеет считать деньги.

«Голландская болезнь» в России

Голландская болезньСегодня почти для каждого очевидно, что на внутреннем рынке страны продукция созданная в Российской Федерации отнюдь не доминирует. Даже если суммировать доли продукций со всех стран СНГ эта доля не превысит 50% процентов объёма рынка. Почти во всех отраслях отечественные производители оказываются в роли отстающих, а значит состояние экономики в целом неудовлетворительно.

О синдроме «Голландской болезни», поразившей российскую экономику, отечественные специалисты заговорили уже несколько лет назад. Впервые о возможности ее возникновения заявил еще в 2000 году министр экономического развития и торговли России Герман Греф, выступая перед депутатами Государственной думы.

Текущее состояние российской экономики вынуждает искать новые векторы развития государства, а это не возможно без понимания феномена «Голландской болезни», ее специфики в России и путей решения.

Эта ситуация, абсолютно ненормальная для «нормальной» экономики, служит одним из основных признаков «Голландской болезни».  «Голландская болезнь» — эффект деиндустриализации в странах-экспортерах сырья. Пока страна в массовом порядке экспортирует нефть и газ, другая промышленность развиваться не может. Прецедентов в мировой истории не существует. Нефть или газ просто вытесняют любое другое производство в обязательном порядке. И Российская Федерация, к сожалению, на данный момент идёт по этому пути развития.

Экспорт сырья поднимает курс внутренней валюты в несколько раз по сравнению с ситуацией ее импорта. В результате в несколько раз растет стоимость внутренней продукции относительно внешних конкурентов. Производить становится невыгодно: дешевле импортировать и торговать импортом.  Очевидно, что курс рубля – функция цены барреля. Не будь в России нефти и газа, курс рубля был бы ниже в несколько раз, импорт стоил бы во столько же дороже, и вопрос о конкурентоспособности и эффективности отечественной промышленности стоял бы не так остро.

«Голландская болезнь» делит экономику на три сектора: сверх рентабельный сырьевой, относительно благополучный сервисный, и депрессивный конкурентный или открытый. По расчетам, чтобы компенсировать падение конкурентоспособности, в последний нужно перераспределять большую часть ренты, извлекаемой в сырьевом, что никогда не будет выполняться по причине невыгодности самому сырьевому сектору. В качестве доказательств этой теории можно привести факт, что самые богатые бизнесмены России создали свой капитал не на производстве или инновациях, а на сырьевой и обрабатывающей базе.

В январе 2009-го стал СеАЗ. В том же году было объявлено о банкротстве Ижевского автозавода и угрозе банкротства ВАЗа – самого «эффективного» и «самодостаточного» из отечественных автопроизводителей. ВАЗ постигла бы ты же судьба, если бы не огромные дотации со стороны государства. В российском автомобилестроении рентабельна только сборка иномарок, но там добавленная стоимость не превышает 20% и выигрывают производители не на издержках, а на таможенных пошлинах, т.е. по сути, не от своей производственно деятельности.

Автомобилестроение далеко не единственная отрасль, где наблюдается подобная тенденция. Множество целых отраслей фактически исчезло за последние 10 – 20 лет. Отечественные телевизоры, тракторы, приемники, холодильники стали либо синонимами нелучшего качества либо вовсе перешли в разряд раритетов. На бюджетные средства вытаскивается из глубокой ямы кризиса судостроение и гражданское авиастроение. Существуют ли у нас вообще конкурентоспособные отрасли кроме сырья и «первого передела»? При этом конкурентоспособность «первого передела» явно связана не с эффективным управлением, а с дешевизной энергоносителей внутри страны, а также монополизацией государства добычи и производства сырьевых ресурсов.

Другой тенденцией стала массированная кампания по стимулированию экономики к восприимчивости инновационного развития со стороны президента и правительства. Однако реальной восприимчивости пока нет и в билижайшее время её появление маловероятно.

Еще один факт – стремительно растущее количество магазинов, парикмахерских и другие сервисных организаций. На фоне явной деградации крупной промышленности (конкурентного сектора) это выглядит странно. В странах, не имеющих сырьевых сверхдоходов, большая часть сервиса жестко зависит от успехов промышленности. В России кризис нанес существенный удар по промышленности, а в сервисном секторе – только замедлил рост. И это также указывает на «Голландскую болезнь».

Ещё одним не менее разрушительным по своему воздействию фактором, связанным с относительной избыточностью природных ресурсов, является борьба за ренту. Дело в том, что развивающиеся экономики, как правило, характеризуются относительно несовершенными рынками, нечетко определенными правами собственности и плохой системой их защиты, а также рядом других проблем институционального характера. В таком случае в наиболее экзотическом варианте наличие существенных запасов природных ресурсов может вести к обострению борьбы за эти ресурсы между различными экономическими, политическими и криминальными группировками, вплоть до гражданской войны (примером могут служить гражданские войны в африканских государствах, где воюющие стороны пытались получить контроль над месторождениями алмазов). Более цивилизованные варианты борьбы за ренту подразумевают концентрацию политической и экономической власти в руках небольших группировок. Для поддержания своего положения эти группировки вынуждены тратить существенные ресурсы, большая часть которых расходуется далеко не продуктивно.

В еще более цивилизованном варианте контроль за природными ресурсами находится в руках у государства и оно самостоятельно распределяет права доступа к этим ресурсам. Экономическая эффективность требует, чтобы права доступа распределялись на основе неких конкурентных механизмов, например на основе конкурсов и аукционов. Однако на деле во многих странах распределение этих прав осуществляется на основе менее формализованных критериев. Вместе с развитой коррупцией такая ситуация порождает прекрасные условия для возникновения борьбы за ренту. Описанная выше ситуация очень хорошо характеризует положение дел с распределением прав доступа к природным ресурсам в России. Речь идет и о нефтяных месторождениях, и о распределении квот на улов рыбы, и о распределении прав на вырубку леса.

Другой стороной борьбы за ренту является протекционизм в отношении отраслей национальной экономики, ориентированных на удовлетворение внутреннего спроса. Довольно часто такие меры служат ответной реакцией на относительный рост реального обменного курса национальной валюты, но инициаторами и лоббистами подобных мер выступают крупные предприятия или целые отрасли, вынужденные конкурировать с импортом из других стран.

За последние 6 успешных лет (2003 – 2008) средний рост ВВП составил около 7-8%, доходы населения росли на 11-13%, а импорт — на более чем 30% в год. Трудно представить более катастрофические для экономики данные: доходы растут непропорционально производительности труда, и рентабельность должна неизбежно падать, рост импорта во внутреннем потреблении выражается двузначными цифрами, вытесняя отечественную промышленность с внутреннего рынка. Очевидно, что единственной причиной явления может быть рост нефтяных доходов и достижение экономики, ориентированной на наукоёмкость и инновации, к которой мы так стремимся, в таких условиях практически невозможно. Ни одной стране в мире не удалось одновременно наращивать экспорт нефти (или иметь более 50% сырья в нем) и развивать наукоемкую промышленность. И исправить эту диспропорцию путём жёстких административных мер не удастся.

Обрабатывающая промышленность России существует на унаследованных от социализма фондах, кадрах и технических заделах, в строго ограниченных экономических нишах, исключающих или сильно ограничивающих конкуренцию с Западом. Рассчитывать на выход ее на мировой рынок затруднительно. Более других страдают от «Голландской болезни» наиболее высокотехнологичные отрасли. Они не могут функционировать в режиме «выживания». И это основная причина отмирания наукоёмкой составляющей.

В 1990 – 2001 при благоприятных послекризисных условиях, стабильных ценах на нефть и курсах валют экономика функционировала без «перегревов», но с ростом цены за энергоресурсы, снижением импортных пошлин ситуация изменилась. Соответственно нет речи о постоянной поддержке конкурентного сектора. Последние финансовые подпорки для ВАЗа – аварийные действия, которые не могут заменить регулярную поддержку. Рента, изымаемая из сырьевых доходов, транслируется не в конкурентный сектор, а в сервисный.

От данной «болезни» есть два основных способа лечения: контроль и манипулирование курсом национальной валюты и перераспределение налоговой нагрузки. В нашей стране оба этих способа применяются, но пока слабоэффективны.

Все перечисленные факторы вовсе не означают, что большой запас природных ресурсов является для экономики абсолютным злом. Природные ресурсы подразумевают больший риск и требуют более тщательного выбора экономической политики. Фактически все механизмы отрицательного воздействия относительной избыточности природных ресурсов на экономический рост или связаны с государством, или, по крайне мере, могут им контролироваться. К сожалению, решение этой проблемы, по-видимому, невозможно даже с участием государства. Поскольку исследования показывают существование негативного эффекта наличия запасов природных ресурсов даже на те переменные, которые являются результатом проведения государственной политики (например, образование, уровень бюрократии и коррупции, развитие социальных и правовых институтов), в большинстве случаев государства, обладающие существенными запасами сырьевых ресурсов, были не способны проводить эффективную социальную и экономическую политику. Россия здесь не исключение. Задача сегодняшней государственной власти в России приложить максимум усилий и пытаться строить экономику, ориентированную на инновации, это позволит снизить негативные последствия «Голландской болезни»

Tweet

Автор: budakov

5 Окт 2011 в 10:08

В рубрике Другое